В феврале 2011 года в журнале «Foreign Policy» уволившийся американский четырехзвездный генерал Стэнли Маккристал написал статью о том, как он реформировал войска Сил специальных операций для войны в новых условиях. Войны без линии фронта, без четких центров управления, без запаса времени для принятия решений.

В решении о реорганизации структуры управления Маккристал руководствовался одним из правил для выживания, которое в слове-памятке SURVIVAL относится к букве «A» — Act like the Natives (Действуй как местные). Изучая «Аль-Каиду» в Ираке, нового децентрализованного противника с разбросанной сетевой структурой, генерал пришел к выводу, что «требуется сеть, для того, чтобы справиться с сетью».

Собственно статья так и называется «It Takes a Network». Очень полезная статья для изучения, особенно сейчас.

Требуется сеть: новая линия фронта в современной войне

Стэнли А. МакКристал | МАРТ/АПРЕЛЬ 2011, журнал «Foreign Policy».

С начала моего командования в Афганистане, каждую неделю, два или три раза сопровождаемый несколькими помощниками и зачастую несколькими моими афганскими коллегами я покидал штаб Международных сил по поддержанию безопасности и объезжал Афганистан — от важных городов типа Кандагара до самых удаленных постов на беспокойной границе региона. В идеале мы отбывали рано, путешествуя налегке и малой группой, обычно используя сочетания перелетов на вертолетах и самолетах, чтобы встретиться с афганцами и их лидерами и наладить связь с нашими войсками на земле. Британцы и морская пехота гнали прочь врага в Гельманде, войска Афганской национальной армии обучались в Мазари-Шарифе, французские иностранные легионеры патрулировали в Каписе.

Но я не был один. Другие участники окружали поле боя. Реагируя на наши передвижения, соревнуясь с нами, там были и лидеры повстанцев. Связанные, а зачастую напрямую подчиненные лидерам Талибана в Пакистане, они передвигались по тем же районам Афганистана. Они организовывали шоу публичной поддержки теневым губернаторам Талибана, присваивали старые звания, вербовали новые войска, распределяли средства, пересматривали тактику и улучшали стратегию. И когда небеса над ними стали слишком наполнены нашими дронами, их лидеры перешли на сотовые телефоны и интернет, чтобы отдавать приказы и управлять своими боевиками. Они ставили целью сохранить разбросанную сеть повстанцев мотивированной, стратегически связанной и непрерывно снабжаемой информацией. Все это без жесткой или уязвимой цепи командования.

Являясь во многом очень ущербными повстанческими силами, Талибан — уникальная угроза XXI века. Используя традиционное преимущество — жизнь среди населения, тесно связанного с ними культурно и исторически, они также использовали сложные технологии, чтобы постоянно держать на связи удаленные долины и суровые горы, и иметь возможность распространять свои послания по всему миру, не завися от времени и препятствий. Они глубоко встроены в сложное афганское общество и в то же время впечатляюще гибки. И также как и их союзники в аль-Каиде, этот новый Талибан — более сеть, чем армия, более сообщество по интересам, нежели корпоративная структура.

Для американских военных, среди которых я провел жизнь, это не было легким для понимания. И только через несколько лет и со значительным смущением мы пришли к пониманию, насколько сильно возникающие сети исламских повстанцев и террористов отличаются от любого врага, которого США до этого знали или сталкивались.

В горьких, кровавых боях в Афганистане и Ираке для меня и для многих других стало очевидно: победить сетевого врага мы можем, только сами став сетью. Мы должны были найти путь перестроить наши возможности подготовки, технологий и, когда необходимо, превосходящей силы, чтобы достичь уровня знаний, скорости, точности и единства усилий, которые может предоставить только сеть. Нам потребовалось дирижировать тонкой, «народоцентричной» кампанией, которая дала возможность уже занесенному сокрушающему молоту ударить по просачивающимся силам повстанцев или же превратиться в тонкий скальпель, чтобы захватить или убить вражеского лидера.

КОГДА Я ВПЕРВЫЕ ПРИБЫЛ В ИРАК в октябре 2003 года, чтобы возглавить Объединенную группировку Сил специального назначения США (JSOTF), сокращенную до довольно небольшого размера после первоначального вторжения, мы обнаружили растущую угрозу из множество источников, но, в частности, от Аль-Каиды в Ираке (АКИ). Мы начали изучение нашего врага и нас самих. Все оказалось трудным для понимания.

Как и многие войска в мировой истории, мы изначально рассматривали нашего врага, как нас самих. На небольшой базе за пределами Багдада мы начали рисовать схемы АКИ на белой доске. Состоящая в основном из иностранных моджахедов и в целом подчиняющаяся Усаме бин Ладену, но контролируемая внутри Ирака иорданцем Абу Мусабом аль-Заркави АКИ несла ответственность за чрезвычайно жестокую кампанию нападений на войска коалиции, иракское правительство и иракских шиитов. Ее провозглашенной целью было — объединить новый Ирак и установить Исламский халифат. По привычке мы начали рисовать организацию в виде традиционной войсковой структуры с горизонтальными и вертикальными связями. Наверху был Заркави, под ним каскад лейтенантов и пехотинцев.

Но чем ближе мы присматривались, тем более модель становилась неясной. Лейтенанты Аль-Каиды в Ираке не ждали записок от своих командиров, еще меньше — приказов от Бин Ладена. Принятие решений не было централизовано, но они принимались быстро и распространялись по всей организации. Пехотинцы Заркави были приспособлены к местностям, где они действовали, таким как Фаллуджа или Каим в западной иракской провинции Анбар, но также, путем современных технологий, были тесно связаны с остальными провинциями и районами. Деньги, пропаганда и информация передвигались с угрожающей частотой, делая возможной мощную, гибкую координацию. Мы начали наблюдать изменения их тактики (от ракетных атак к смертникам-взрывникам, например) почти одновременно в различных городах. Это был смертоносный танец, достигнутый постоянной меняющейся, зачастую нераспознанной структурой.

Через некоторое время стало совершенно очевидно — зачастую из радиоперехватов или данных от захваченных повстанцев, — что наш враг был созвездием боевиков, организованных не по званиям, но на основе родства и знакомства, репутации и славы. Кто-то стал радикалом в египетских тюрьмах? Кто вместе тренировался в лагерях в Афганистане до сентября 2001? Кто женился на чьей сестре? Кто сам сделал себе имя и достиг положения в Аль-Каиде?

Все это давало возможность гибко и очень оперативно реагировать на рост и потери. Враг не собирает советы по присвоению воинских званий, сеть формирует себя сама. Мы наблюдали молодых иракцев, располагавшихся по соседству и выступавших в случае необходимости. После некоторых успехов в бою, он сам продавал себя, строил связи, приобретал последователей и, внезапно, в сети создавался и формировался новый узел. Энергия сети росла.

В бою вы принимаете решения, основываясь на показателях. При столкновении с противником, вы оцениваете его силы и средства и предполагаете планируемую им стратегию. Это достаточно просто, когда враг — это марширующая в виду вас колонна войск. Нашей проблемой в Ираке 2003 года и в Афганистане сейчас стало то, что показатели выскакивали везде, внезапно и неожиданно и зачастую исчезали также быстро, как и появлялись, мелькнув лишь на мгновение.

Мы поняли, что нам необходим способ стремительно обнаруживать важные изменения, будь это новые личности или союзы, или внезапные изменения в тактике. И нам необходимо обрабатывать эту новую информацию в реальном времени, чтобы мы могли на нее реагировать. На нас отовсюду падали тлеющие угольки, и мы должны были увидеть их, поймать, какие возможно, и незамедлительно тушить те, что пропустили, пока они не устроили пожар.

ВСКОРЕ ПОСЛЕ ВСТУПЛЕНИЯ В ДОЛЖНОСТЬ КОМАНДУЮЩЕГО JSOTF я посетил одну из наших групп в Мосуле — крупнейшем городе северного Ирака, который в то время был под умелым командованием генерал-майора (на то время) Дэвида Петреуса и подразделений 101-й вдд. Хотя Мосул был менее опасным, чем некоторые другие районы страны, было очевидно, что Аль-Каида организовывала управление городом, а уже из него и всем северным Ираком.

Наши силы специальных операций в этом районе были невелики, около 15 человек при поддержке единственного разведаналитика. Они размещались в углу большой базы, незаметно проводя операции из неприметного белого трейлера. Хотя они координировали действия с войсками и гражданскими (в частности, разведкой) агентствами на базе, процедуры оперативной безопасности и культурные обычаи ограничивали действительную синергию их усилий против АКИ и борьбу за город, которая велась за пределами ворот базы.

Более того, несколько антенн, торчавших из крыши трейлера, не могли перекачивать достаточно секретной информации между ними и штабом нашей группировки (или другими отрядами в Ираке) без задержки. Нет, это подразделение не было бесполезным, благодаря примечательной команде, которая прикладывала максимум усилий. Но оно чувствовало себя таковым.

Той ночью в самолете по пути в Багдад в блокноте с желтыми страницами я нарисовал песочные часы. Верхняя половина часов представляла собой отряд в Мосуле. Нижняя — штаб нашей группировки. Они соединялись только в одной узкой точке. Наверху наша команда в Мосуле, собиравшая информацию и опыт, все еще страдала от отсутствия полноценной связи и людей из разведки для приема, передачи или обобщения достаточной информации, как для того, чтобы эффективно информировать, так и получать информацию от более мощного штаба группировки. По всей стране: в Тикрите, Рамадии, Фаллудже, Дияле, — мы содержали подобные обособленные группы. Это делало нашу тяжелую борьбу еще более затруднительной и потенциально обреченной.

Набросок из того вечера (в начале войны с противником, который мог только вырасти в более сложного, маневренного и опасного) был первым шагом в том, что стало одним из основных направлений наших усилий — строительстве сети. То, что было неясным, скоро стало нашей мантрой «Требуется сеть, чтобы победить сеть».

Но переделать нас для противостояния вражеской сети проще было на словах, чем на деле, потому что требовалось время для того, чтобы точно понять, что делает сеть другой. Пока мы изучали, экспериментировали и проверяли, стало понятно, что эффективная сеть включает в себя больше, чем простая передача данных. Настоящая сеть начинается с надежной системы связи, но также использует физическое и культурное сходство, общие цели, установленный процесс принятия решений, личные отношения и доверие. В конечном счете, сеть определяется тем, насколько хорошо она позволяет своим членам видеть, решать и эффективно действовать. Но трансформация традиционной военной структуры в действительно гибкую, мощную сеть — трудный процесс.

Нашей первой задачей было — создать одну сеть физически. Мы убедили службы, сотрудничающие с JSTOF, присоединиться к нам в большой палатке на одной из наших баз, чтобы вместе поделиться разведданными и обсудить их. Оперативные работники и аналитики из множества подразделений и служб сидели бок о бок, в то время как мы решали объединить наши разведывательные и оперативные усилия, а также наши традиции, в едином стиле. Это может показаться очевидным, но тогда это было не так. Слишком часто разведданные слишком медленно шли через всю структуру и возвращались назад — что затрудняло оперативное реагирование в боевой обстановке.

Хотя было ясно, что в процессе слияния мы создаем сеть лишь частично. Каждая служба или командование имело в палатке своего представителя, но этого было недостаточно. Сеть нужно было расширять, чтобы включать в нее каждого, кто участвовал в операциях в боевой обстановке. Незавершенные или несвязанные сети могли дать иллюзию эффективности, но походили бы на красиво сделанные шестерни, движение которых не приводило бы в действие другие шестерни.

Озарение позволило нам приблизиться к строительству настоящей сети, соединяющей всех, кто играл какую-то роль для успешного проведения контреррористической операции, неважно насколько они были малы, удалены географически, различны организационно. Мы называли это сокращенно — F3EA (Find, fix, finish, exploite, and analyze — найти, установить, закончить, использовать, проанализировать). Идея была — собрать аналитиков, которые занимаются поисками противника (через сбор данных, наблюдение, разведку); операторов дронов, которые определяют расположение цели; боевые группы, которые работают по цели, захватывая в плен или убивая; специалистов, которые изучают данные, полученные в ходе рейда: сотовые телефоны, карты, показания пленных; разведаналитиков, которые превращали сырую информацию в практические знания. Сделав это, мы ускорили цикл проведения контртеррористической операции, получая ценные сведения за часы, а не за дни.

Но, чтобы добиться этого потребовалось время. Процесс начался как линейная, относительно неэффективная цепь. Из-за отсутствия привычек (и знания) каждый элемент давал следующему минимальное количество информации, требуемой для выполнения поставленных задач. В отсутствие определенных общих целей или знания оперативной обстановки, каждое звено давало в общее дело, гораздо меньший вклад, чем могло или должно было.

В прошлом это делало нас болезненно медленными и плохо информированными. Линейный процесс создавал то, что мы называли «моргание» (blinks) — временные задержки и пропущенные связи, где информация терялась или задерживалась, отфильтровываясь по командной цепи. В первые дни нашей новой работы главным было сократить число «морганий», и мы сделали это, попытавшись создать единое сознание между каждым уровнем контртеррористических команд. Мы начали с обмена информацией. Видео с дронов направлялось всем участникам, не только разведаналитикам и специалистам-операторам. Во время операции информация непрерывно шла как от боевых групп, так и к ним, и разведспециалисты, находящиеся за многие мили, могли оценить обстановку и предупредить группу на земле, чего и где им следует ожидать.

Разведданные, полученные на месте, немедленно направлялись по цифровым каналам связи к аналитикам, которые могли перевести их в сведения, пригодные для использования, пока разведгруппа зачищала местность и отстреливалась. Эти сведения немедленно возвращались по цепи нашим аналитикам и разведчикам, позволяя в реальном времени отслеживать результаты рейда.

Данные, обнаруженные в одной точке, скажем в Мосуле, позволяли обнаружить, установить и ликвидировать другие точки в Багдаде или даже Афганистане. Иногда находка одной только цели могла привести к значимым результатам. Порой наша сеть на основании одной находки проводила такие циклы по три раза за ночь, находясь за сотни миль. По мере активизации наших действий в Ираке и Афганистане, количество операций, проводимых ежедневно возросло в десятки раз. Также существенно возросли наша точность и уровень успеха.

Хотя мы передавали наши сообщения способами, отличными от противника, обе структуры в возросшей степени стали схожи базовыми принципами, которые определяют эффективную сеть. Принятие решений стало децентрализованным, горизонтально разбросанным по сети. Исчезли традиционные институциональные различия, смешались различные практики. Сеть расширилась, включив в себя новые группы, включая необычные действующие лица. В первую очередь, даже больше чем звания, стала цениться компетентность. Потребовалось четкое и последовательное определение проблемы и постоянный самоанализ для пересмотра структуры, целей и процессов как нашей, так и противника. Более важно, что сеть постоянно росла в плане самоинформирования.

От своего рождения в Ираке и существующая сеть, и с трудом полученные оценки такой организационной модели, значительно расширились в Афганистане, особенно, когда наше государство обратило на этот театр основное внимание. Когда я стал здесь командующим, мы стали устанавливать надежную архитектуру связи и работали, чтобы установить отношения с основными игроками, часто передвигаясь по стране, чтобы внушить объединенное сознание и задачи, необходимые для современной сетевой структуры армии. Но это было только первой частью работы. По мере того, как мы учились выстраивать эффективную сеть, мы также учились, что возглавлять эту сеть — собрание разрозненных служб, людей и привычек — является само по себе новым вызовом. Эта борьба остается жизненно важной, нерассказанной главой глобального конфликта, который все еще продолжается.